"Дорогой дневник!
Извини, что так долго не брала тебя в руки... Я была просто по горло занята. Кстати, Холли всегда смеется, когда я так говорю о своей работе. И добавляет с улыбкой: "Да что ты знаешь о том, чтобы быть ЗАНЯТОЙ ПО ГОРЛО?" Зря она так. Я, кажется, не меньше других стараюсь, вкалываю.
А вкалывать приходится много! Господин Хефнер уволил прежнего режиссера и нанял двух новых.
Когда к нам явился Пьер Вудман, то Беркова сказала мне: "Ну вот и пришел конец твоей карьере, белошвейка!" Я чувствую, что Беркова вообще меня не очень-то любит... Я спросила у нее, каким образом приход господина Вудмана может быть связан с моим увольнением. А она пояснила: "Да он в своих фильмах вообще не использует одежду! Максимум - гостиничные халаты! Одежду ему заменяют интерьеры! Так что шить тебе тут будет больше нечего... Я же сказала - пришел конец твоей карьере!"
Я в первую секунду так растерялась, что даже чуть не расплакалась. Но потом взяла себя в руки и решила научиться шить чехлы для мебели. Говорят, их делать намного легче, чем корсеты и пеньюары.
Слова Берковой услышал господин Хефнер и очень рассердился. Он сказал ей: "Это кому еще там конец пришел? Здесь конец приходит к тем, к кому я прикажу! И делает с ними то, что я скажу!" А потом повернулся ко мне и сказал: "Чего скуксилась? Плачущая монашка - это не эротично! Не бойся, будет у тебя работа! Вудман на такие мелочи, как одежда, не разменивается, это правда - у него девушки приходят во всем своем и быстренько от этого всего избавляются... Зато Брасс ценит хорошие костюмы! Сумеешь пошить тоги и туники? Он хочет снять сиквел "Калигулы!"
Я ему радостно ответила, что смогу, и облегченно вздохнула. Да ведь тоги и туники шить даже проще, чем чехлы для мебели! А господин Хефнер сказал, что его вдохновляет мой энтузиазм, и дал мне большой леденец. Вот такой, я его даже нарисую здесь..."